Хозяйка Империи - Страница 130

130

Возвращение по реке во владения предков дало ей лишь краткую передышку. Она ловила себя на том, что рассудок отказывается искать решение.

Прикрыв глаза, Мара отдалась ритмичному покачиванию носилок. Вокруг стало теплее, пряные запахи улья сгустились. Светящиеся шары попадались уже не так часто; толпы хлопотливых работников заметно поредели. Щелканье хитиновых конечностей больше не заглушало стук людских подошв. Это означало, что процессия приближается к чертогам королевы. Однако многое здесь изменилось. Стены и сводчатые потолки, грубо вытесанные в камне, были теперь отполированы до блеска, а местами украшены резьбой и яркими драпировками. Хотя сочетания цветов и причудливые гроздья бахромы выглядели непривычно для людского взора, все это свидетельствовало о полном достатке. Если бы не эти отличия, Мара — пусть даже у нее на висках поблескивали серебристые нити — могла бы подумать, что возвращается назад, в юность. Ведь и отчий дом, где она играла еще ребенком, где вышла замуж и родила первенца, где познала жажду власти, мог показаться тем же самым, но память, как удар тупого ножа, напоминала, что пустые коридоры, где некогда звенел детский смех, теперь погрузились в тишину.

У Мары сжалось сердце. Айяки был не единственным любимым существом, которое она потеряла. Боги свидетели, как бы ей хотелось видеть рядом с собой преданную Накойю, от которой ей случалось получать то взбучку, то мудрый совет — и одно, и другое помогало предотвратить беду. По щеке Мары скатилась слеза: ей вспомнился рыжеволосый варвар, Кевин из Занна, с которым ей открылось таинство любви и искусство быть женщиной. Пусть Кевин то и дело приводил ее в ярость своим упрямством и своеволием, а Накойя подчас только чинила помехи своими придирками — ей не хватало их обоих. В отношениях Мары с Хокану установилось полное доверие, мало-помалу заменившее эти две привязанности, до недавних пор оно казалось бастионом непогрешимости. Но между ними пролегла тень, когда Хокану начал мучиться сомнениями по поводу появления на свет их дочери. Все еще не простившая мужа, Мара утерла щеки рукавами шелкового платья. Ей не было дела до того, что на манжетах могли остаться мокрые пятна. Чтобы Хокану осознал необходимость объявить Джастина наследником Акомы, понадобилось едва ли не полное прекращение ее рода. Только смерть их общего новорожденного младенца помогла его убедить!

Теперь Хокану проявлял необъяснимое упрямство, отказываясь признать за Касумой первородство дома Шиндзаваи, и между супругами вновь возникла стена. Казалось, он мечтал о сыне, и только о сыне. Но ведь ничто не мешало ей в будущем родить ему сына, с горечью размышляла Мара; ничто не мешало и Хокану, как правящему властителю, завести себе с десяток наложниц и дождаться от них потомства. Мотивы его непреклонности были до боли понятны: он отдавал должное характеру своей жены, но не допускал и мысли, что дочь может унаследовать такие же качества и стать во главе Великой Династии.

Как и прежде, в минуту отчаяния Мара решила отправиться в подземелье чо-джайнов, чтобы найти иной взгляд на вещи, который мог подсказать нужную мысль.

Легкое прикосновение вывело ее из задумчивости: Люджан кивком подал ей знак, что процессия достигла покоев королевы.

Когда носилки проплывали под сводами последней арки, мимо застывших, как изваяния, часовых, Мара сумела взять себя в руки. Оказавшись у величественного возвышения, она вышла из носилок с надлежаще торжественным видом.

Королева чо-джайнов занимала собой добрую часть покоев; нижнюю часть ее туловища поддерживал земляной постамент. Мара не забыла, какой крошечной была эта королева, когда только-только вылупилась в далеком улье. Но это хрупкое создание быстро достигло зрелости — в первый же год своего воцарения на землях Акомы. Теперь она многократно превосходила размерами всех своих подданных, даже самых крупных воинов, однако ее головка и верхняя часть туловища остались прежними. Вокруг исполинского тела сновали работники, следившие за его чистотой и заботившиеся об удобствах своей повелительницы, а она без остановки откладывала яйца, из которых вылуплялись различные касты чо-джайнов: и воины, и мастеровые, приспособленные к какому-то одному из множества ремесел. Если бы улей нажил большое богатство и сделался перенаселенным, на свет появилась бы и новая королева.

Мара отвесила легкий поклон, как было принято между равными.

— Приветствую тебя, госпожа Акома, Слуга Империи, — проговорила королева пронзительным голосом, который доносился даже до верхних галерей.

— Мир твоему улью, государыня, — отвечала Мара и, опершись на руку Люджана, проследовала к приготовленным подушкам.

Мару всегда поражало, с какой скоростью у чо-джайнов передавались вести: каким-то образом королева всегда оказывалась предупрежденной о ее приезде и, насколько можно было судить, радовалась этим посещениям. Действия чо-джайнов не измерялись человеческими мерками; жизнь с варваром из чуждого мира приучила Мару к мысли о том, что приверженность одному лишь цуранскому взгляду делает человека слепцом.

Пока Люджан выстраивал почетный караул, слуги подали сладости и мидкемийский чай — и для угощения, и для продажи чо-джайнам. Вопреки мрачным пророчествам Джайкена, Мара не утратила вкуса к этому терпкому напитку даже после того случая, когда ее отравил мидкемийский лжеторговец. Мало того, не имея привычки упускать выгодную возможность, она сумела прибрать к рукам рынок чая, кофе и шоколада.

После окончания дегустации и завершения торговых сделок королева откинула голову назад; Мара знала, что за этим последует вопрос.

130