Хозяйка Империи - Страница 166

166

Мара ударила осла пятками в бока, чтобы преодолеть его явное нежелание сделать хотя бы шаг вперед. Однако, прежде чем он смог сделать этот шаг, юркий пастух прыжком оказался рядом с Марой и перехватил у нее уздечку.

— Воин, мое имя — Лайапа, — сказал он на языке Турила. — Я говорю от лица властительницы Акомы, которая прибыла с миссией мира.

Туземец спрыгнул с камня; при этом край его накидки отлетел назад, а кильт задрался, обнажив крепкие мускулистые ноги. Ремешки сандалий, крест-накрест обвивающие икры, были завязаны ниже колен узлом, а их концы украшены кисточками; вся оружейная сбруя время от времени лязгала, ударяясь о каменные талисманы. Вблизи можно было разглядеть, что голова у него вся выбрита, за исключением кружка на макушке, где начинались отращиваемые с детства косички, длиной доходившие до пояса и также увешанные амулетами.

Люджан прошептал хозяйке на ухо:

— Он одет не для войны, госпожа.

Мара кивнула. Она читала, что горцы Турила перед боем сбрасывают одежду, оставляя на теле лишь внушительный набор оружия, щиты и шлемы с перьями. Они гордились тем, что их мужское достоинство и во время боя не поникает от страха, и старались, чтобы врагам это стало известно.

Незнакомец с важным видом прошествовал к Маре, которая была теперь несколько впереди остальных, поскольку осел не стоял на месте, а переступал ногами в некотором беспокойстве. Мара подергала удила, усердно напоминая себе: надо держаться так, как будто ничего плохого не происходит.

Горец рявкнул что-то на своем грубом наречии и схватился за уздечку. Он шумно выдохнул воздух прямо в нос ослу, и тот неизвестно почему успокоился. Затем верзила сделал два шага и, оказавшись лицом к лицу с Марой, наклонился вперед, так что их носы почти соприкоснулись.

Лайапа торопливо воскликнул:

— Благодетельная, не шевелись. Он испытывает твою выдержку.

Мара даже дышать перестала и заставила себя не закрывать глаза. Солдаты чувствовали себя явно не в своей тарелке, и руки у них чесались от соблазна немедленно выхватить мечи, а Камлио, позабыв с перепугу о своем отвращении к мужчинам, прижалась к ближайшему воину. Однако бойцы Акомы умели соблюдать дисциплину. Воины стояли неподвижно. И когда стало ясно, что Мара не намерена опускать глаза или пятиться, горец шумно выдохнул, обдав ее запахом чеснока, и отодвинулся. Признав храбрость путешественницы достаточной, он буркнул:

— Кто говорит за тебя, женщина?

Прежде чем Лайапа успел вмешаться, Мара объявила:

— Командую здесь я.

Оскал горца никто не принял бы за улыбку. Его коричневое от загара лицо сморщилось в презрительной гримасе.

— Ты показала свою стойкость, женщина! Я это признаю, но командовать этими мужчинами?..

Ближе всех к Маре находился Люджан, и горец адресовал свой вопрос к нему:

— Ты! Я не болтаю с бабами и не отвечаю на их вопросы, но желаю знать: что привело вас на наши земли? Вы хотите повоевать?

Последние слова следовало понимать как шутку, ибо он разразился громогласным хохотом.

Мара жестом призвала Люджана к молчанию. Словно не замечая горца, стоящего рядом с холкой осла, она обернулась к пастуху-проводнику:

— Этого горца, кажется, что-то развеселило. Его забавляет само наше присутствие или же он намерен задеть нашу честь?

То ли повинуясь собственному чутью, то ли просто скованный страхом, Лайапа промолчал.

Мара нахмурилась, будучи вынуждена полагаться только на себя. Цуранские отчеты изображали людей Турила кровожадными разбойниками, скорыми на расправу и беспощадными в бою. Но Мара чувствовала, что не стоит особенно доверять мнению людей из армии вторжения. До сих пор она видела турильцев лишь однажды, когда их — пленников — послали на арену. Тогда они предпочли терпеть жестокие удары кнутов цуранских надсмотрщиков, но не стали сражаться на потеху тем, кто захватил их в плен.

Мара снова обратилась к горцу:

— Я хочу встретиться с вождем вашего племени.

Верзила казался удивленным. Возможно, такой же вид был бы у него, если бы вдруг заговорило насекомое.

— Ты хочешь встретиться с нашим вождем? — Он потер подбородок, как бы размышляя. — Какое у тебя к нему дело, чтобы беспокоить его? У него уже есть женщина, которая согревает его по ночам.

Мара сумела вовремя удержаться от резкого ответа и снова мановением руки остановила Люджана: еще миг — и он бросился бы на насмешника с мечом. Мара заставила себя внимательнее оглядеть дерзкого горца. Ему было лет двадцать пять, не больше. По цуранским законам лишь по достижении такого возраста юноша считался способным вступить в права наследства. Как юнец, еще не вполне ощутивший бремя ответственности, этот забияка куражился и важничал, стараясь выглядеть более значительным в глазах старших.

— Я не веду переговоров с мальчишками, — объявила властительница. — Проводи меня сейчас же к твоему вождю, иначе я сама отыщу его и попрошу, чтобы тебя наказали за дерзость.

Горец шагнул в сторону, изобразив шутовской испуг:

— О госпожа! Как же иначе!

Он развернулся на каблуках, отчего опять взметнулись его накидка и кильт, и сунул в рот два пальца. Его свист пронзил воздух, заставив воинов Мары вздрогнуть.

— Мечи не вынимать, — тихо напомнила Мара Люджану.

Военачальник бросил на своих людей суровый взгляд, напоминая о необходимости соблюдать спокойствие, — и в тот же миг показалась орава туземцев, тотчас окружившая отряд Акомы. Все они были вооружены до зубов — луки, копья, мечи и метательные ножи; у некоторых — наиболее высокорослых и свирепых на вид — этот арсенал дополняли еще и двойные боевые топоры. Численный перевес горцев был не менее чем три к одному, и, если бы дело дошло до стычки, ее исход не трудно было предугадать.

166