Хозяйка Империи - Страница 92


К оглавлению

92

Хокану рассмеялся, обхватил ее обеими руками за талию и высоко поднял.

— Какие мы сегодня ехидные. А ты знаешь, что один купец подъезжал к Джайкену с предложением — продать твои поношенные платья, и предлагал за них солидную сумму в металле. Он хотел разрезать обноски на ленты и продавать как сувениры.

Мара оцепенела от оскорбления:

— Джайкен мне об этом ничего не сказал!

— И правильно сделал, — начал Хокану и тут же охнул: женщина, которую он обнимал, похожая на бестелесный призрак, основательно двинула его локтем под дых. Он переменил ее положение — так чтобы она не могла нечаянно удариться о рукоять его меча — и отважно продолжил свою речь:

— Он понимал, что ты прикажешь прогнать беднягу из поместья плетьми, и счел это не вполне уместным с точки зрения законов гостеприимства.

Когда ее консорт шагнул в коридор, Мара выпалила словечко, которое наверняка запятнало бы ее возвышенный образ в глазах благоговеющих простолюдинов. Затем она ткнула мужа в плечо:

— Так кто же этот посетитель, которого вы с Джайкеном сочли настолько безопасным для меня, что даже разрешаете мне его принять?

Лицо Хокану осветила широкая усмешка.

— Тебе захочется навести красоту. Это госпожа Изашани Ксакатекас.

— Здесь?! — Мара чуть не взвизгнула от испуга. Она непроизвольно подняла руки и начала приглаживать волосы.

После злополучного выкидыша это был первый раз, когда она проявила хоть какую-то заботу о своей внешности, и Хокану мысленно поблагодарил красавицу с острым язычком, ожидавшую сейчас в лучшей из гостиных Мары. Может быть, после этого визита властительница Акомы прислушается к доводам рассудка и перестанет тратить силы, необходимые для ее выздоровления, на изматывающие страхи и тревоги. По суждению жреца-врачевателя, противоядие застало Мару у самых ворот, ведущих в чертог Красного бога, и потребуются три месяца отдыха и покоя, чтобы она окрепла телесно, однако для полного восстановления сил должен пройти еще такой же срок. Но можно ли было рассчитывать на «отдых и покой» после всего, что случилось с Марой? После того, как она потеряла своего первенца Айяки, разрешилась от бремени мертвым младенцем и чуть сама не погибла мучительной смертью от медленного яда… Хокану опасался, что пройдет гораздо больше времени, прежде чем его жена снова станет самой собой.

Выразительное движение Мары напомнило Хокану, что позаботиться о приличиях перед выходом к гостям нужно не только ей, но и ему самому. Если он не прогреется как следует в горячей ванне, и притом как можно скорее, он просто обрастет твердой коркой. Любимая супруга прекрасно поняла значение его гримасы.

— Не слишком задерживайся в ванне, дорогой. Если уж Изашани здесь, вокруг нее сразу образуется облако полунамеков и интриг — облако не менее плотное, чем от ее благовоний. Чтобы вытрясти из нее важные сведения, нужно присутствие красивого мужского лица. И поскольку я не мужчина и не отношусь к числу ее любимцев, придется постараться тебе как консорту Акомы.

Не настолько Хокану устал от упражнений на плацу и не настолько был глух к оттенкам интонации, чтобы не почувствовать затаенный страх в голосе жены.

— Что тебя беспокоит, повелительница? В обычное время ты была бы в восторге, узнав о визите госпожи Изашани.

Мара подняла на него темные глаза.

— Великая Игра… — пробормотала она. — Слишком часто она оборачивается кровопролитием, и снова ходят слухи о заговоре против императора.

Лицо Хокану окаменело.

— Я приду. Но только после того, как приму ванну, и после того, как вы, женщины, обменяетесь приветствиями и последними новостями.

Возможно, причиной визита вдовствующей госпожи Ксакатекас действительно были опасные политические замыслы, думал Хокану, но будь он проклят, если упустит возможность поставить на службу Маре проницательность и острый ум этой выдающейся дамы.

***

В обрамлении роскошного наряда, осыпанная изумрудами и нефритом, Мара выглядела как потерянный зверек. Она вошла в гостиную мелкими робкими шажками вовсе не ради того, чтобы щегольнуть изысканными манерами, а просто из-за слабости. По той же причине оказался неглубоким и коротким поклон, которым она приветствовала ожидающую ее женщину в пурпурно-желтых одеждах. Продолжительный поклон неминуемо привел бы к тому, что она не удержалась бы на ногах и упала на колени, а упрямая гордость не позволяла прибегнуть к помощи слуги, который мог ее поддержать.

Госпожа Изашани поднялась со своих подушек в ореоле струящихся шелков и ароматов. Ее яркие карие глаза казались особенно красивыми из-за необычного разреза — они были чуть раскосыми. В волосах цвета осенней листвы пробивалась серебряная седина; к тайзовой пудре, которую она использовала, чтобы придать еще больше прелести своим высоким скулам, явно были подмешаны сверкающие крупинки из земляной ракушки. Они искрились крошечными вспышками, создавая волшебный контраст с молочно-белым и розовым оттенками гладкой кожи, словно силою магических чар сохранившей блеск юности. Красоту вдовствующей госпожи Ксакатекас прославляли, ее ума побаивались, и все сходились на том, что ей вообще нет равных в искусстве вить веревки из окружающих. И вот теперь эта великолепная аристократка поспешила вперед и поддержала Мару под локоток.

— Милая, ты еще не поправилась, это же очевидно. — Мягкие переливы ее голоса напоминали звучание драгоценных старинных инструментов, передаваемых музыкантами из рук в руки на протяжении многих поколений. — И между друзьями нет места формальностям.

92