Хозяйка Империи - Страница 219

219

— Ну что там у тебя? — устало вздохнул Джиро, однако быстро отбросил и эту маску, когда увидел, что советник улыбается такой широкой улыбкой, которую приберегал для особо радостных новостей. Тут уж расцвел и властитель Анасати.

— Мара?! — догадался он. — Она вернулась домой и, надеюсь, обнаружила, что положение у нее незавидное?

Чимака помахал в воздухе шифрованным посланием:

— Именно так, господин, и даже более того. Я только что получил донесение от нашего шпиона, внедренного в курьерскую службу Хокану. Теперь мы располагаем самыми точными сведениями о том, как она собирается развертывать свои отряды.

Тут первый советник дома Анасати несколько помрачнел: он вспомнил, каких трудов ему стоило разгадать шифр личной переписки Хокану.

Словно почувствовав, что за этим может последовать целая лекция о мелочах, недостойных его внимания, Джиро постарался вернуть беседу к более существенным предметам:

— И что?

— И что? — Какое-то мгновение Чимака казался сбитым с толку, но быстро преодолел растерянность. — И наша уловка сработала.

Джиро нахмурился. Вечно этот Чимака воображает, что он, Джиро, будет утруждать себя — следить за ходом запутанных мыслей советника без каких-либо дополнительных пояснений.

— О какой именно уловке ты говоришь?

— Ну как же, о той, которая связана со строителями осадных машин, и о плане игрушечника. Властительница Мара считает, что сумела нас одурачить, когда подослала мнимых работников. Она не подготовлена к нападению на наши силы, которые размещены на позициях для штурма Кентосани. — Он сделал презрительный жест. — О, она заморочила голову своему супругу, уговорив его вызвать на подмогу с севера отряды Шиндзаваи. Она-то намерена напасть на наш северный фланг, поскольку надеется, что ее лазутчикам удалось скрытно переделать устройство наших баллист и первые же выстрелы этих машин посеют хаос и смерть в наших боевых порядках…

— А баллисты нас не подведут, — продолжил Джиро; на его узком лице наконец изобразилось удовольствие. — Враги будут биться головами о древние фортификационные сооружения, а наши люди к этому времени будут уже внутри крепости! — Он издал короткий лающий смешок. — Отряды Шиндзаваи явятся в Кентосани только затем, чтобы присягнуть новому Императору!

— И похоронить мальчика-наследника, — подхватил Чимака. Он снова потер руки. — Теперь о Джастине. Какой легендой будем маскировать его гибель? Объявим, что его придавило рухнувшей стеной? Или что его приняли по ошибке за слугу и передали работорговцу в качестве военной добычи? В невольничьих загонах с мальчиком могут случиться самые разные неприятности.

Джиро неодобрительно поджал губы. Ему были неприятны разговоры о насилии, которые он считал грубыми: все его детство было омрачено отвратительными выходками младшего братца, Бантокапи, который вечно задирал его, пользуясь своим преимуществом именно в грубой силе. И до сих пор он терпеть не мог рассуждений о жестоких расправах.

— Я хочу, чтобы это сделали быстро и точно, не причиняя лишней боли; вполне достаточно будет случайного дротика, — резко распорядился он. Затем его тон изменился, и он задумчиво проговорил:

— А вот Мара… Если она попадется в руки наших отрядов живой — это будет совсем другое дело.

На этот раз настала очередь Чимаки оторопеть. Будучи достаточно цурани, чтобы не гнушаться устройством пыток или казней для мужчин — если такие меры требовались для дела, — он все-таки не испытывал удовольствия при мысли о том, чтобы причинить боль Слуге Империи. Но каждый раз, когда заходила речь о властительнице Маре, Чимаку пробирал озноб, стоило ему взглянуть в глаза хозяина.

— С твоего разрешения, господин, я отошлю последние сведения о развертывании войск Акомы и Шиндзаваи твоему военачальнику Омело.

Джиро ответил вялым жестом согласия; сейчас его мысли были заняты только местью.

Едва дождавшись этого разрешения, Чимака попятился, отвешивая поклоны; его дух сразу воспрянул. Прежде чем Джиро снова взялся за свиток и погрузился в чтение, его первый советник уже быстро удалялся, взвешивая в уме возникающие комбинации и не замечая, что бормочет вслух.

— Эти бывшие воины Минванаби, которые не присягнули на верность Маре… в те времена, когда ей присвоили титул Слуги Империи… — прикидывал он и так, и этак очередную возможность. Его глаза светились дьявольским блеском. — Да. По-моему, сейчас самая пора вызвать их из того пограничного гарнизона и с их помощью усилить смятение в стане наших врагов.

Чимака прибавил ходу, громко насвистывая, — он мог себе это позволить, поскольку отошел далеко от хозяина и тот уже не мог его слышать.

— Боги, — шепнул он, на время оборвав свист, — чем была бы жизнь без политики?

***

Империя скорбела. После объявления о смерти Ичиндара с грохотом закрылись ворота Имперского квартала и на стенах взвились предписанные обычаем красные траурные знамена. По сухопутным дорогам и судоходным притокам реки Гагаджин сновали многочисленные гонцы. Гонги и колокольчики из редких металлов, имеющиеся во всех храмах каждого из Двадцати Высших Богов, прозвонили по девяносто одному разу, в честь каждого из предшественников Ичиндара на престоле Цурануани. Город был закрыт для торговли на двадцать дней траура, и все купеческие лавки и ларьки — за исключением тех, которые были необходимы для поддержания жизни горожан, — стояли с запертыми дверями, запечатанными красными лентами.

Притихли улицы внутри Кентосани; не было слышно пронзительных криков торговцев едой и водоносов; приглушенно звучали молитвенные песнопения жрецов у алтарей храмов. Беседы на улицах по традиции были запрещены, и даже нищим, имеющим лицензию на занятие попрошайничеством, приходилось прибегать к пантомиме, чтобы выклянчивать подаяние. Красный бог Туракаму заставил замолчать Глас Неба на земле, и, в то время как набальзамированное тело Ичиндара в церемониальном облачении и при всех регалиях было выставлено для всеобщего обозрения на роскошном помосте среди горящих свечей в окружении жрецов, Священный Город безмолвствовал, молчанием выражая благоговение и печаль.

219